Автор - Архимандрит Никон (+3 ноября 2015 года)

До сравнительно недавнего времени Житие преподобного Сергия в контексте эпохи русской истории, в которую он жил, не было предметом научного исследования. В XIX столетии известные нам сочинения о преподобном Сергии сводились к пересказу его Жития, написанного в самом начале XV в. Епифанием Премудрым и переработанного через три десятилетия Пахомием Сербом. Даже принадлежащие перу известных церковных историков, протоиерея А.В. Горского (1842) и академика Российской Императорской Академии Наук Е.Е. Голубинского (1892), труды о Преподобном отличались от прочих работ лишь наличием пространных комментариев в сухой академической манере.

С новым словом на этом поприще выступил в год 500-летия блаженной кончины святого профессор Московского Университета и Московской Духовной Академии В.О. Ключевский. В своем очерке «Значение преподобного Сергия для русского народа и государства» он рельефно показал черты духовного облика великого старца и нравственное его влияние на общественную жизнь и психологию русского народа в современную ему эпоху и последующее время. Только через 39 лет, и притом в Париже, выходит в свет серьезное исследование Г.П. Федотова «Святые Древней Руси», одна из глав которого целиком посвящена преподобному Сергию. Главным предметом рассмотрения для Федотова был духовный опыт преподобного, как он открывается из внимательного прочтения Жития, в сопоставлении с предшествующей русской и современной преподобному Сергию византийской аскетическими традициями. Здесь впервые, впрочем, чисто гипотетически, указывается на его сходство с мистическим опытом исихтов. Проходит еще 47 лет, и, в преддверии 600-летней годовщины Куликовской битвы, появляется уникальное для советского времени историко-филологическое исследование сотрудника Института русской литературы Академии Наук СССР Г.М. Прохорова «Повесть о Митяе». Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы». Уникальность книги Прохорова уже в том, что в ней совершенно отсутствуют следы использования марксистско-ленинского «научно»-исторического метода. Автор, например, не стесняя себя оговорками о том, что «религиозная идеология в средневековую эпоху была лишь формой выражения идеологии классовой», рассказывает советскому читателю о том, что такое исихазм. Причем, говорит о нем и о как молитвенной практике, и как об основе богословия о Божественных энергиях преподобного Григория Паламы, и как общественно-политическом и культурном движении, связанном с именами императора Иоанна VI Кантакузина и Патриарха Филофея. Если бы не набор в тексте слова «Бог» со строчной буквы, что в советское время было обязательным, то можно было бы подумать, что книга Прохорова издана не в 1978, а на сто лет раньше, или на тридцать лет позже. Этим исследованием собственно и устанавливается, по нашему представлению, рубеж с которого начинается современная историография темы «Преподобный Сергий Радонежский и его время».

Формально историко-филологическое исследование Прохорова посвящено анализу летописной «Повести о Митяе», в котором «история служит литературоведению», фактически же это углубленное рассмотрение истории 15-тилетней «смуты на Русской митрополии», (как эти события именуется в нашей церковной историографии). Особое значение для нашей темы представляет посыл, который делает Прохоров в самом начале первой главы: «Разумеется, никакой смуты не было бы, если бы воля князя (великого князя Владимирского и Московского Дмитрия Ивановича) не пришла в столкновение… с волей влиятельных русских церковных деятелей, таких, как Сергий Радонежский, Феодор Симоновский, Дионисий Суздальский. И борьба эта представляла бы для нас меньший интерес, если бы за ее участниками не стояли едва ли не самые значительные в то время общественные силы Восточной Европы…».

Нельзя сказать, что в книге Прохорова личности и деяниям преподобного Сергия уделено чрезвычайное внимание. Однако, пытливое исследование автором свидетельств источников – русских, византийских, и, в некоторой степени – золотоордынских, дает этим реальностям духовной жизни и христианского подвига исторический план. Используя терминологию автора можно сказать: это «добавочное измерение», с помощью которого мы приобретаем «объёмность видения».

Следующим по времени исследованием данной эпохи была книга протопресвитера Иоанна Мейндорфа, профессора Свято-Владимирской Духовной Семинарии в Нью-Йорке, крупнейшего русского византиниста второй половины ХХ в., – «Византия и возвышение Руси», впервые изданная в 1981 г. в Кембридже. В отличие от работы Прохорова, это чисто историческое исследование. Оно опирается в большей степени на византийские, чем на русские источники. О. Иоанн Мейндорф выдвигает интересные гипотезы о Московском Архиерейском Соборе 1378 г. и о церковно-политической деятельности митрополита Киприана и преподобного Сергия накануне Куликовской битвы. Так же, как и Г.М. Прохоров, о. Иоанн Мейндорф приходит к выводу о том, что преподобный Сергий, как и его племянник, игумен Московского Симонова монастыря Феодор, были, несомненно, единомышленниками митрополита Киприана и убежденными сторонниками сохранения единства Русской митрополии. Поэтому они 1378 г. и позже стояли в оппозиции к церковному сепаратизму великого князя Дмитрия Ивановича и к его ставленнику архимандриту Михаилу (Митяю). Впрочем, личное влияние Радонежского игумена на различные стороны жизни русского общества в описываемую эпоху остается вне поля зрения исследователя.

Наибольший интерес историков к личности преподобного Сергия и его роли в судьбе Земли Русской привлекла 600-летняя годовщина его блаженной кончины, отмечавшаяся в 1992 г. на государственном уровне. В церковно-научной исторической конференции, проходившей в начале октября 1992 г. в Московском Свято-Даниловском монастыре, впервые приняли участие сотрудники Института Истории АН СССР Б. Клосс, В.А. Кучкин, профессор Исторического Факультета МГУ Н.С. Борисов. Опубликованные в тот же юбилейный год и позднее работы этих ученых представляют наибольший интерес в плане рассмотрения научной историографии, посвященной преподобному Сергию.

Статью В. Кучкина «Сергий Радонежский», опубликованную в журнале «Вопросы истории» (№ 10, 1992), отличает от всех предыдущих исследований Жития преподобного Сергия углубленный, можно сказать, даже педантичный, анализ памятника в сопоставлении с данными всего комплекса летописных источников. Автор делает упор на установление точных датировок, описанных в Житии событий – рождения Варфоломея (по Кучкину это не 1314, а 1322 г.), переселения его родителей из Ростовского княжества в Московские пределы, основание Свято-Троицкой обители, его пострига в монашеский чин с именем Сергий, хиротонии Сергия во пресвитера и возведения во игумены, получения преподобным от Патриарха Филофея почетных даров и рекомендации ввести в монастыре общежительный устав.

Метод исследования Кучкина чисто позитивистский. Даже событиям мистического плана он дает вполне материалистическое истолкование и даже точную датировку. В частности, он пишет: «Что касается эпизода с появлением в Троицком монастыре «нечистой силы», одетой в литовское платье, то, если увидеть за рассказом действительный факт, имеется единственная возможность его интерпретации. Прямых указаний на появление литовцев у Троицкого монастыря другие источники, кроме Жития Сергия, не содержат. Однако под 1372 г. летописи сообщают о нападении литовских отрядов во главе с князьями Кейстутом Гедиминовичем и Андреем Ольгердовичем на Переяславль-Залесский, а затем об их соединении с полками тверского князя Михаила Александровича, действовавшими в районе Дмитрова. Дорога от Переяславля-Залесского к Дмитрову проходила несколько севернее Троицкого монастыря. На этом пути литовцы и могли потревожить обитель» Заметим, что в Житии ясно сказано: нападение на келью преподобного множества бесов, на которых были остроконечные литовские шапки, произошло в период, когда святой пребывал в полном отшельничестве, задолго до своего пострижения, которое Кучкин датирует 1353 г. Хорошо зная об этом, историк-позитивист все-таки не может поверить, что святой отгонял от своей кельи молитвой воинствующих на него демонов, принявших облик литовцев (в наше время они принимают облик инопланетян), а не ратников Кейскута, пришедших в Московские пределы двадцатью годами позже. Отвергает Кучкин и правдивость рассказа Жития о предложении Святителя Алексия преподобному Сергию стать его преемником на митрополичьей кафедре. «Сообщение Жития Сергия о сделанном ему предложении митрополита Алексея стать преемником представляется сомнительным. А сообщения о желании великого князя и всех его бояр поставить во главе русской церкви Сергия не подтверждаются источниками. Даже из резко антимитяевского летописного рассказа о борьбе за митрополичью кафедру в 1378–1381 гг. становится ясно, что сам митрополит Алексий (здесь и далее везде курсив наш – А.Н.), Дмитрий Иванович и его окружение хотели видеть митрополитом именно Митяя». Наконец, главный, и, как представляется, заранее заданный, вывод педантичного исследователя сводится к тому, что преподобный Сергий не имел никакого отношения к «Задонщине», т. е., к походу великого князя Дмитрия на Мамая, и к Куликовской битве. Ни приезда великого князя в Троицкую обитель за благословением, ни послания преподобного, полученного князем накануне битвы, по мнению Кучкина, просто не было. Наше предположение о том, что вывод Кучкина был заранее заданным, имеет определенные основания. К данной теме исследователь обращался еще задолго до Сергиевского юбилейного 1992 г., накануне другого юбилея – 1000-летия Крещения Руси. Надо сказать, что атеистический «агитпроп» к тому юбилею усердно готовился. Социально-политический заказ идеологического отдела ЦК КПСС сводился к тому, чтобы доказать, что у Русской Православной Церкви нет и не может быть никакой положительной роли в русской истории. Первые публикации Кучкина на тему «роль Сергия Радонежского в подготовке Куликовской битвы» опубликованы были в журнале «Наука и религия» (1987, № 7) и в сборнике «Вопросы научного атеизма» (Вып. 37, 1988). Перефразируя известную поговорку, можно сказать: «скажи мне, где ты печатаешься, и я скажу, кто ты…».

Рассказ Жития о благословении Дмитрия преподобным Сергием Кучкин относит к 1378 г. – битве на р. Воже. После же конфликта великого князя с митрополитом Киприаном, сторону которого держал Сергий и особенно с Дионисием, епископом Суздальским, за которого он поручился, отношения великого князя с преподобным настолько испортились, что о поездке князя в обитель Св.Троицы за благословением на битву, по мнению Кучкина, и речи быть не могло. «После бегства Дионисия (в Константинополь) отношения между духовным сыном и его духовным отцом оказались нарушенными, – пишет Кучкин, – …И при освящении 1 декабря 1379 г. Успенской церкви в новом Дубенском монастыре (заложенной в память победы над татарами на Воже) великого князя, судя по летописи, не было: охлаждение между ним и Троицким игуменом продолжалось. Оно длилось несколько лет, и только в 1385 г. прежние отношения были восстановлены. За 1380–1385 гг. сведений о деятельности Сергия почти нет»1. Обратим внимание на фактологическую неточность – ни до 1380 г. ни после, с 1381 г. преподобный Сергий, насколько известно, не был духовным отцом великого князя Дмитрия. В первом случае (по крайней мере, с 1377 до 1379г.) им был архимандрит Михаил по прозвищу Митяй, с 1381 г. – игумен Симонова монастыря Феодор. Если преподобный Сергий и мог исполнять обязанности духовника великого князя, каковым его называет Кучкин, то именно летом 1380 г., когда состоялось их судьбоносное свидание перед великой битвой, о котором повествует Житие. Вообще же, В.А. Кучкин в данном своем рассуждении о невозможности этой встречи исходит из логической уловки по принципу: post hoc, еrgo proter hoc (после того, значит вследствие того), что признается в формальной логике ошибочным обоснованием тезиса.

Продолжая обзор историографии, представляется важным обратиться к работам Н.С. Борисова, посвященным узловым проблемам истории Руси XIV в., и, в частности, биографии преподобного Сергия и историческому значению его церковной деятельности. Следует заметить, что за период с 1988 по настоящее время воззрения этого ученого проходят радикальную эволюцию, в результате которой он из «легального» советского историописателя-пропагандиста превращается в неподдельного церковного историка (как в свое время «легальный марксист» С.Н. Булгаков превратился в богослова протоиерея Сергия).

Н.С. Борисов легко доказывает несостоятельность аргументации Кучкина, остроумно замечая, что многие вопросы почтеннейшим исследователем решаются «чисто умозрительно… коль скоро известие (о послании преподобным Сергием Великому князю и его войску на берега Дона благословенной грамоты) содержится только в митрополичьем своде 1423 г…, то значит, оно может рассматриваться как домысел, плод стремления митрополичьих книжников «приукрасит» исторические заслуги Сергия Радонежского и русской церкви» и далее – «Что и говорить, сама по себе такая позиция очень «удобна» для исследователя: она позволяет ссылаться на тенденциозность и склонность к вымыслу церковных книжников, «списывать», объявляя недостоверным, едва ли не каждое второе известие, связанное с историей Церкви, и без труда выстраивать любую нужную цепь доказательств».

Сам Борисов объясняет неожиданное обращение великого князя Дмитрия к духовной помощи преподобного Сергия реальной обстановкой. «Тревожная неопределенность сведений о численности войск Мамая, о планах его союзников, свежие воспоминания о нижегородских погромах 70-х годов, наконец, страх за будущее своей семьи, всего московского дела – все это угнетающе действовало на князя. Поездка к самому авторитетному тогда религиозному деятелю, «духовидцу» и «праведнику» … прямо вытекала из всей совокупности обстоятельств…. Идея священной войны – одна из самых распространенных идей Средневековья – была жизненно необходима московскому князю в этот решающий исторический момент. Ее не выдумали «церковники» полтора века спустя. Она – со всеми ее атрибутами – была реальностью в грозном 1380 г.».

Завершая обзор научной историографии вопроса, необходимо упомянуть работы современных церковных историков – архимандрита Макария (Веретенникова) (2009) и протоиерея В. Цыпина (2011). Первому принадлежит весьма точное изложение всех агиографических свидетельств о преподобном Сергии, его учениках и истории Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, выдержанное в духе классической русской церковной историографии. Второе исследование представляет тонкий разбор вопроса о датировке рождения Преподобного, который отличается изящным академическим стилем всестороннего объективного рассмотрения проблемы и приводит к убедительному выводу о том, что дата рождения святого – 3 мая 1314 г. является, хотя не бесспорной, но наиболее вероятной.

Что касается псевдонаучной литературы историографии, посвященной преподобному Сергию и его времени, то она имея свою историю, обнаружила немалую живучесть, а в последнее, самое недавнее, время проявила еще и навязчивую активность. Наиболее экзотическим материалом из этого литературного пласта представляются сочинения адептов секты Рерихов. В Риге в издательстве «Алтаир» в 1934 году вышел сборник «Знамя Преподобного Сергия Радонежского». Помимо нескольких сколь же напыщенных по своему слогу, сколь и бессодержательных статей самого Н.К. Рериха, посвященных, по сути дела, только склонению на разные лады имени преподобного Сергия, он содержит пространный опус его супруги Е.Н. Рерих с вольным пересказом Жития. Сердцевиной этой, ничего нового в остальном не содержащей, работы является следующая сентенция.«Епифаний, жизнеописатель Преподобного Сергия, дал нам трогательный бытовой облик, сквозь который сияет свет незримый, но он бессилен,... поведать личный… неповторяемый опыт Преподобного (который) озаряется для нас его пламенными видениями, они, как огненные вехи, указуют нам пройденный им путь в Обитель Горнюю… Значит, сколь высоко должно было быть его духовное преображение, чтобы выдерживать такие пламенные проявления общения с Обителью Огненной! … Воистину, он был избранником Высших!».

Что понимала Е.И. Рерих под «обителью огненной» и «высшими», избранником которых она считала преподобного Сергия? «Огненный Мир», согласно учению Рерихов… первичный мир, который состоит из высшей психической энергии «субстанции огня» и наполнен «существами разных эволюций». Что же это за существа такие? На этот вопрос у последователей Рерихов есть вполне определенный ответ: «Огненный мир наполнен Учителями человечества – Махатмами. Это Высокие Духи, закончившие свою человеческую эволюцию. Имя Старшего из них Великого Учителя Мории – Сергий Радонежский. Строитель христианской Общины на Руси был одним из воплощений Махатмы Мориа. Сергий Радонежский, он же Махатма Мориа, и Махатма Ленин – это Новый общинный, коммунистический Мир, завещанный Христом. Мавзолей с саркофагом Ленина и Храм с ракой Преподобного Сергия – две святыни Нового Мира, два эпицентра огненного устремления». Построения Е.И. Рерих и ее последователей не заслужили бы нашего внимания, если бы сравнительно недавно не появилось на свет одно сочинение, претендующее на статус исторического исследования. Это книга некого Косорукова А.А. «Строитель вечного пути России Сергий Радонежский». Следуя принципу объективности и аконфессионализма при исследовании материала, согласно которому церковный историк должен быть свободен от конфессиональной тенденциозности, хотелось бы, в первую очередь, оценить чисто научные, а также литературные достоинства и недостатки труда. Однако при ближайшем приближении к этой задаче решение ее оказывается совершенно невыполнимым. Конфессиональная насыщенность, можно сказать, идеологическая заорганизованность сочинения А.А. Косорукова может сравниться только с «Кратким курсом истории ВКП(б)». Каждой главе и каждому параграфу предшествует эпиграф из «Живой этики», цитаты из нее же, равно как из писем Е.Н. Рерих, рассыпаны бисером по всему тексту книги. Смысловое содержание этих напыщенных сентенций совершенно нулевое, но автор с первых строк предисловия указывает: «При рассмотрении узловых вопросов жизни и деятельности Сергия Радонежского, в котором воплотился дух Великого Учителя, давшего человечеству Новое Учение Живая Этика (Агни Йога), руководящее значение имели для автора те ее фрагменты и определения, которые относятся непосредственно к величайшему подвижнику Руси и к судьбе ее народа. Настоящее исследование вообще стало возможным благодаря Живой Этике, которая дала автору философски и научно обоснованную систему понимания беспредельного процесса совершенствования духа и материи, истории, закономерностей эволюции Космоса, Земли, человека». Говоря о методе своего исследования, Косоруков вновь подчеркивает: «Наш подход к изучению литературных источников о Сергии Радонежском также во многом нов. Мировоззренчески мы опираемся на Учение Живая Этика. И хотя наш метод исследования в целом можно определить как семиотический, но он расширен в соответствии с принципами Живой Этики…Сергий Радонежский, будучи воплощением Великого Планетарного Духа, закладывал в России основы будущего устроения мира, соответствующего эволюции Космоса. Он, как Христос, есть Путь и Истина, и изучение его жизни и его деяний …принесет пользу и развитию науки, и жизни людей… Наше исследование – попытка применить Живую Этику к осмыслению жизни и деятельности Сергия Радонежского…

Но где критерий? На что опереться при отсутствии епифаниевского протографа «Жития Сергия Радонежского»? Основные принципы его жизни сформулированы в суждениях о нем и других Великих Учителях, имеющихся в Живой Этике, в «Похвальном слове» о нем, написанном, в основном, Епифанием Премудрым, в очерке Е.И. Рерих «Знамя Преподобного Сергия Радонежского» и в ее письмах, в статьях Н.К. Рериха. Следует особо подчеркнуть, что нет сколько-нибудь существенных расхождений между вышеназванными текстами – ни в общем взгляде на подвиг Преподобного Сергия, ни в оценке его деяний».

Конечно, в обширнейшем тексте А. Косорукова все-таки удается найти некоторые фрагменты, похожие на историческое исследование или оценки, сопоставимые с научными оценками историков, не использующих семиотический метод. Но, основной пласт – это пересказ общеизвестных фактов, сопровождаемый надуманными определениями из «Учения». В числе названных фрагментов и оценок, например, указать трактовку личных качеств и деяний митрополита Киприана, его письменного наследия, и, главное, отношения к преподобному Сергию. Но ее тенденциозность сразу бросается в глаза. Еще до того, как в повествовании этот Святитель появляется персонально, Косоруков, рассуждая о миротворческом служении преподобного Сергия, замечет: «Сергий был до 1378 г. надежно защищен митрополитом Алексием, который в то время фактически руководил всей государственной политикой Руси. Если бы не Алексий, а, к примеру, Киприан возглавлял тогда митрополию Руси, то патриотическая общественная деятельность преп. Сергия была бы пресечена в самом начале».

При описании попытки Святителя Алексия сделать Сергия своим преемником (саму возможность которой, как было нами уже указано, ставит под сомнение скрупулезный исследователь В.А. Кучкин), Косоруков домысливает то, чего в единственном источнике вовсе нет. «Хотя в «Житии», – пишет он, – не названы ни Киприан, ни Митяй, но именно их, конечно, имел в виду митрополит Алексий прежде всех других, так как они были уже определены как претенденты на митрополичий престол. Думается, мы должны отметить точность оценки Алексием общего обоим претендентам главного недостатка: не слово истины Христовой и не забота об утверждении ее на деле были сущностью их устремлений». И не только домысливает, но и дополняет собственной, простираюшейся «в предняя», оценкой – «как они ясно оба показали потом – амбициозный карьеризм. Мы могли бы добавить к оценке митрополита и другие их сходные характерные особенности – бесцеремонность, самовосхваление, гордыню, честолюбие. Это все бесовские «добродетели», а не христианские. Неважно, игрою случая или под внушением «врага» выплыли на стрежень русской истории Киприан и Митяй, важно другое: оба они не подходили как для роли объединителей народа, так и для роли воспитателей глубокой искренней веры народа в Высшие Силы. Там, где появлялись они, там возникали смуты и раздоры, и в такой обстановке они чувствовали себя, как рыба в воде...».

Как уже говорилось, авторы наиболее основательных исследователей эпохи «смуты на Русской митрополии» – Г.М. Прохоров, протопресвитер Иоанн Мейндорф и Н.С. Борисов, опираясь, в основном,на анализ трех посланий митрополита Киприана к игуменам Сергию и Феодору 1378 г., приходят к выводу о том, что, несомненно, эти двое были его единомышленниками и сторонниками. Что же касается Косорукова, то он, ради доказательства противоположного, идет на банальное «передергивание» фактов. Весьма тенденциозно трактуя содержание второго послания (от 23 июня 1378 г.), в котором Киприан упрекает своих корреспондентов, в том, что они непомогли ему во время его приезда в Москву в середине июня 1378 г., Косоруков заявляет: «В посланиях Киприана была польза и для Руси: ее духовные авторитеты лучше узнали самого Киприана, и вряд ли уних могло теперь возникнуть желание умереть за него, чтобы стать святыми». При этом тот факт, что на это послание Киприаном был получен от Сергия и Феодора ответ, Косоруков просто замалчивает. Между тем, об этом ответе ясно свидетельствует третье посланние Киприана (от 18 октября 1378 г.), в котором митрополит писал Троицкому и Симоновскому игуменам: «Елико смирение, и повиновение, и любовь имеете к святой Церкви Божией и нашему смирению, тако крепитеся. А како повинуетеся нашему смирению, все сие познал от слов ваших». Непонятная ненависть к святому митрополиту Киприану, которая непрерывной красной нитью проходит через все обширное сочинение Косорукова, пожалуй, единственный стимул, заставляющий автора употреблять для доказательства своих утверждений какую-то наукообразную аргументацию. В остальных же вопросах все основывается на Агни-Йоге.

Апофеоз такой псевдонаучности представляет исследование и истолкование А. Косоруковым сказания Жития о явлении преподобному Сергию Пресвятой Богородицы. «Все исследователи согласны в том (и только в этом), что Явление Богородицы, сопровождаемой апостолами Петром и Иоанном, было наиболее знаменательным событием в жизни Сергия Радонежского, событием, имевшим большое значение и для русского народа. Это само по себе обязывает ученых обратиться, прежде всего, к цели посещения Богородицей игумена Свято-Троицкого монастыря, преподобного Сергия из Радонежа», – пишет Косоруков. «Что же сообщила Владычица преподобному Сергию? «Не ужасайся, избранник Мой! Приидох бо посетити тебе. О братьях же своихъ и о монастыру не скорби, ни же пренемогаи, отныне бо въ всемъ изобилствует и не только донде же въ животе еси, но и по твоемъ еже къ Господу отхождении неотступна буду техъ»… В обеих рассматриваемых редакциях «Жития» содержание и смысл заявления Богородицы одинаковы: дать высшую гарантию полного обеспечения материальными благами монахов Свято-Троицкого монастыря после смерти его игумена, Сергия Радонежского. Такое понимание подтверждается тем, что, как видно по «Житию», само явление Богородицы было ответом на частые молитвенные обращения к Ней преподобного Сергия с просьбами именно об улучшении материального положения монахов… Суммируя все сказанное вместе, отметим две характерные особенности сознания монахов и агиографов. Несомненно, что изобильная жизнь монахов отныне и вовеки считается ими важнейшей заботой Высших Сил… Тут мы должны напомнить нашему читателю, что эгоистические, самостные особенности сознания монахов и агиографов приписываются Сергию Радонежскому и Епифанию Премудрому, именем которого подписаны обе редакции. Таким образом, Святой Сергий и Епифаний предвзято, совершенно несправедливо представляются читателям XV-XVI-ro и последующих веков как апологеты сугубо потребительского образа жизни монахов, к которому якобы и сводится главный мотив их духовного служения Богу».

Обнаруживая, на сей раз, некоторые навыки исследовательской работы историка, А. Косоруков справедливо замечает, что на Руси до 1392 г. было более 40 явлений Богородицы (почти все через Ее иконы) с различными целями, но среди них не было ни одного Явления личного, в тонком, огненном теле, то есть, ни одного, подобного Явлению Богородицы Сергию Радонежскому. Другими словами, Оно было наиболее значительным. «Однако именно это Явление имело своей целью самую малую и притом вовсе не духовную цель», – пишет Косоруков. Далее он указывает, что такое разительное противоречие, такую несоизмеримость впервые отметил Е.Е. Голубинский: «Позволительно думать, что Епифаний передает речь Божией Матери к Сергию неполно, что Она не ограничилась одним уверением, что монастырь будет всем изобиловать, говорила и о более сего важном, духовном». Затем он указывает на интерпретацию значения, цели и смысла Явления Богородицы Н.С. Борисовым, который приурочил время Явления к периоду Куликовской битвы. Но эта концепция у Косорукова вызывает сомнение: «слабое звено такой логики в том, что она не имеет опоры в тексте «Жития», в речи Богородицы; к тому же, исследователь оставляет без объяснения смысл почетного сопровождения Владычицы апостолами Петром и Иоанном».

После этого заслуживающего внимания анализа, А. Косоруков предлагает читателю принять свой вариант «синтеза» – точнее, грубого склеивании свидетельств священного предания Церкви и темных и смутных (конечно, только на наш непросвещенный взгляд) прорицаний Е.И. Рерих, в которых он видит не только «откровение Высших сил», но, надо полагать, – исторический источник!... «Конечно, указанное выше противоречие между Явлением Владычицы в светоносных, солнечно сияющих телах, и ничтожной целью посещения Сергия Радонежского вопиет о несоизмеримости величественной формы Явления и его незначительного смыслового содержания, – пишет Косоруков, но – Современный исследователь может устранить это противоречие, если привлечет к рассмотрению текст Провозвестия Владычицы, впервые опубликованный в 1929 году одним из парижских издательств, а в 90-е годы XX века неоднократно перепечатанный нашими издательствами в книге «Криптограммы Востока». Далее от флёра наукообразности в рассуждениях Косорукова не остается и следа. Он пишет: «Сомнения ученых в том, что агиографы верно передали заявление Владычицы, подтвердились в 1929 году – и самым неожиданным образом. Е.И. Рерих под псевдонимом Ж. Сент-Илер опубликовала «Криптограммы Востока», в которых сам Владыка Шамбалы давал в притчевой форме ответы на длинный ряд вопросов, относящихся к истории и будущему человечества. Среди них было и Слово Владычицы к Сергию Радонежскому, текст которого приводится ниже. Владычица сказала: «Придет время Мое, когда небесное Светило Мое к Земле устремится, и тогда придешь ты исполнить волю сроков. И ненавистные будут спасителями, и побежденный будет вести

победителей. И три корня, разделенные проклятием, срастутся любовью, и вести их будеть не из их племени. До срока проклянут татар и евреев, и они проклянут землю русскую. Когда же твои кости будут преданы уничтожению, трем проклятиям исполнится срок. И Невидимо Видимый станет у престола, облеченный Венцами и Перстнем. И где приложишь Перстень, там будет рука Моя и Владык». «Необычайно поражает, – пишет далее Косоруков, – уникальная возможность точного воспроизведения текста Провозвестия спустя приблизительно 550 лет после его произношения (!). Сергий Радонежский был единственным человеком, полностью слышавшим и воспринявшим речь Владычицы. Он, конечно, обладал такой памятью, чтобы запомнить Ее речь слово в слово, и он мог точно пересказать речь Епифанию Премудрому, который тогда же занес ее в свои «тетрати», а затем и в рукопись «Жития». Однако, увы, ни сама рукопись, ни ее точный список (копия) до нас не дошли. Разве не означает это, что вместе с утерей оригинала погибла и возможность точного воспроизведения речи Богородицы? До 90-х гг. XX века сто процентов опрошенных ответили бы, что да, означает. Теперь же, после издания в нашей стране Учения Живая Этика, его последователи могут четко представить себе и объяснить, как и где сохранился текст речи Богородицы, а также, почему он был опубликован... любое значительное человеческое слово записывается и хранится в особом космическом слое (Акаша) и хранится вечно. Великий Планетарный Дух, воплотившийся в Сергии Радонежском, во-первых, обладает способностью и космическим правом доступа к хранилищу Акаши, и, во-вторых, может по своему желанию пользоваться любыми знаниями и сведениями, накопленными в его собственном психоэнергетическом центре памяти о прошлом, в так называемой Чаше. Одной из таких возможностей и воспользовался Великий Учитель, сообщивший Е.И. Рерих Новое Учение для следующей, Шестой расы человечества и посчитавший целесообразным ознакомить людей также

и с Провозвестием Владычицы».

Истолкование «Провозвестия», которому А. Косоруков посвящает последующие два десятка страниц очень содержательно – там упомянуты и две Мировые войны, и война Владыки Шамбалы с Люцифером, завершающаяся его победой, почему-то год и месяц «рождения» Китайской Народной Республики (октябрь 1949), и Махатма Ленин, который зачем-то приказал уничтожить кости «воплощенного Планетарного Духа», и даже «избранный Матерью Мира вождь человечества на Новую Эпоху». А как его зовут – вы догадайтесь сами, учитывая, что «в первом году XXI века (и это само по себе символично) наметился многообещающий перелом в острейшем и жизненно важном вопросе мировой политики …и Россия побежденная повела за собой своих победителей в «холодной» войне».

Но все это, на наш взгляд не имеет уже не малейшего отношения ни к истории, ни к науке вообще, ни к преподобному Сергию. Суть псевдонаучного исследования А. Косорукова вполне очевидна – истолковать Житие преподобного Сергия в духе оккультизма «Живой этики», чем и приобрести доверие читателя к этому учению, которое Косоруков сотоварищи «выдают за что-то великое». Таким образом, традиционные духовные и исторические ценности России, к которым обнаруживют искренний живой интерес слабо просвещенные в религиозном плане широкие общественные слои, встраиваются в совершенно чуждую им антихристианскую мировоззренческую систему. Таков социальный заказ…

Существуют и другие образцы псевдонаучных концепций трактовки личности преподобного Сергия и ее исторического фона, вызванные к жизни иными социальными заказами, но их рассмотрение, к сожалению, не вмещается в рамки данной работы.

Подводя итоги нашему историографическому обзору, следует сказать, что степень исторического и духовного постижения Жития преподобного Сергия Радонежского и его трудов еще очень далека от совершенства. Хотелось бы надеяться, что юбилейные мероприятия, посвященные памяти Святого, которые никогда еще не проходили на таком высоком церковном, государственном и международно-культурном уровне, как это предполагается осуществить в 2014 г., послужат благотворному изменению этой ситуации.